Призвался я на службу в ноябре 1969 г., из города Белозерское Донецкой области, куда был направлен после окончания техникума, и где работал на гидрообогатительной фабрике. Военкомат находился в городе Доброполье – это рядом с Белозерским. Общий сбор призывников происходил в Донецке и со станции Ясиноватая эшелон двинулся на север, по направлению к Мурманску. Ехали 3 дня. Из Мурманска команду перевезли в Североморск, там переодели в морскую форму и на спасательном судне пошли в Губу Андреева, где проходили месячные курсы «молодого бойца» и процедура принятия воинской присяги. После присяги, меня направили к месту службы - на плавмастерскую ПМ-6, и определили в лабораторию на должность дефектоскописта.

Прослужил я так более 2-х лет, занимаясь проверкой качества сварных швов во время ремонта атомных подводных лодок. Получил воинское звание старшина 2 статьи и к новому 1972 году, в качестве поощрения за отличную службу, получил 10 суток отпуска с выездом на родину. Решил подождать до весны и поехать в отпуск, но увы! В марте 1972 года меня и часть других ребят с ПМ-6 отобрали в состав мастерских новой ПМ-ки. Вначале была сформирована судовая «перегонная» команда, которая уехала в Польшу получать новый корабль. Затем с марта по апрель из личного состава ПМ-6 сформировали состав мастерских новой плавмастерской. Всех временно разместили на ПМ-139, которая стояла в бухте «Малая Лопатка». Меня определили в цех ремонта радиоэлектронного вооружения (ЦРВ). Начальником цеха был назначен старший лейтенант Буров. Мичманов не было вообще.

Когда я перешёл с ПМ-6 на ПМ-139, а это было в «Малой Лопатке» Западной Лицы на Северном флоте (Североморск-8), мне было достаточно пересечь пирс, у которого стояли наши ПМ-ки, простившись с друзьями-сослуживцами (со слезами на глазах), с которыми прослужил 2.5 года и которых помню всех пофамильно до сих пор. А на ПМ-139, где нас собирали, т.е. формировали новый экипаж, я первым встретился со старшим матросом Геннадием Поповым, а вскоре с Олегом Патрикевичем (ст.1ст), с ним жили в двухместной каюте. А потом, уже в Лиепае, экипаж продолжили формировать далее, пополняя экипаж моряками с Балтийского и Черноморского флотов (были ребята и с моего, Северного флота). Кто не проходил по линии КГБ, отправляли назад. Среди новых ребят, которые вошли в состав ЦРВ почему-то запомнилась фамилия Важоха. Остальных не запомнил. К моему стыду, даже тогда у меня была проблема с запоминанием фамилий. Со своими подчинёнными более тесного общения не получалось, занятий совместных почти не было, сказалось, возможно, и это.

9 мая 1972 года, сформированный экипаж на автомобилях повезли на железнодорожный вокзал в Мурманск, откуда на поезде сначала доехали до Ленинграда, затем пересели на поезд до Риги, а оттуда уже в Лиепаю. Там нас ждала новенькая ПМ-156! Пока стояли в Лиепае экипаж доукомплектовывался. Прибывали ребята с кораблей и береговых частей Балтийского флота и даже кто-то был с Черноморского! На месяц объявили организационный период, который накладывал определенные ограничения, в частности не было увольнений на берег. Все спешно изучали устройство корабля, назначение и принцип действия оборудования в цехах и т.п. Для особого отдела каждый заполнил специальную анкету с подробными данными о себе. В ходе проверки этих анкет часть личного состава отправлялась назад в свои части, а на ПМ-156 приходили другие специалисты. Все понимали, что предстоит поход за границу, даже появилась информация, что пойдем в Сомали, но достоверно ничего известно не было.

Перед походом прошли процедуру размагничивания корабля. У всего экипажа собрали механические часы (у кого были) с целью избежать их повреждения и положили в сейф, намереваясь потом вынести на берег. Однако, забыли это сделать. К счастью обошлось – часы у всех после размагничивания шли исправно. Первый раз с новым экипажем в море ПМ-156 вывели с помощью буксира. В Лиепае при выходе есть «поворотный» мост и мы его при буксировке все же зацепили вскользь кормовой частью корабля. Благо спасли резиновые кранцы – механических повреждений корабль не получил. Второй раз в море выходили уже самостоятельно – ходили на 3 дня в Калининград. В июне - июле 1972 года ПМ-ку интенсивно загружали металлом, ЗИП-ом, бочками с краской и ГСМ, продовольствием и другим имуществом. Автомобили с грузами практически постоянно подходили к борту один за другим и поработать на выгрузке в качестве грузчиков пришлось всему экипажу вне зависимости от звания и срока службы. Перед празднованием Дня ВМФ, т.е. в конце июля, погрузки и прочие приготовления были завершены и личному составу разрешили сход на берег. Рекомендовали закупить для себя побольше сигарет (кто курит), фотопринадлежностей и предметов личной гигиены. Сходили в город, отпраздновали День ВМФ, сдали комсомольские билеты и 1 августа 1972 года, отдав «концы» вышли в Балтийское море. Походная колонна состояла из 3-х единиц: большого десантного корабля (БДК) «Александр Торцев», ПМ-156 и дизельной подводной лодки в надводном положении. Двигались кильватерным строем. По выходу в нейтральные воды нас стали регулярно облетать разведывательные самолеты НАТО. Летали порой так низко над кораблями, что можно было разглядеть пилота в кабине самолета. Порой думалось – только бомб не хватает! Облеты продолжались и пока шли по Балтике, и когда вышли в Атлантический океан. Когда проходили пролив «Ла-Манш» на кораблях сыграли боевую тревогу, что обычно и делается при проходах «узости». Произошёл неприятный момент – наперерез БДК из Франции в Англию шел паром и чтобы избежать столкновения с ним, всей колонне пришлось сбавить ход.

На время похода была назначена вахта «по низам» из числа старшин подразделений и я был одним из 4-х дежурных. Дежурили по 6 часов каждый, периодически меняясь. Рубка дежурного находилась на верхней палубе, при выходе на палубу юта. После Ла-Манша свернули налево и пошли на юг вдоль побережья Франции.

Я часто задавал себе вопрос – почему меня отобрали в экипаж ПМ-156, ведь на день ее выхода в море на боевую службу мне и еще нескольким десяткам человек моего призыва до окончания срока службы оставалось менее полугода? Сейчас могу только предположить, что нужен был полный экипаж, а проверку особого отдела проходили не все и, видимо, не хватало кандидатов. Перед выходом в поход (причем, как я описывал выше, достоверно не было известно, что он будет дальним, только слухи и предположения!), на корабле был проведен строевой смотр с опросом жалоб и предложений. Проводил его старший офицер из штаба Балтийского флота в звании капитана 1 ранга. Когда очередь дошла до меня, я представился и сделал попытку вернуться на ПМ-6, чтобы впоследствии съездить в отпуск. Я заявил проверяющему, что совершенно не являюсь специалистом по ремонту радиоэлектронного вооружения и всю службу занимался дефектоскопией, которой на ПМ-156 нет! Но не вышло! Мои доводы никто даже не пытался принять во внимание.

Перед походом всем цехом сбросились деньгами и в Лиепае купили новенький фотоаппарат «Смена» и фотопленки с необходимыми химикатами. Предложение исходило от меня, так как на Северном флоте на ПМ-6 была своя фотолаборатория, там я обрабатывал рентгеновские пленки по роду деятельности, а заодно проявлял фотопленки и печатал ребятам фотографии, то есть все это умел делать. Тем более химикатов там было в изобилии. Фотографией я занимался и на гражданке. Начал лет с 12, когда прочитал свою первую книгу по фото, которая называлась «25 уроков фотографии».

Перед походом медики сделали всему экипажу какую-то комплексную прививку (от трёх тропических болезней). Помнится, доктор говорил, что только 1 порция вакцины по тем деньгам стоила 60 рублей на человека!

Во время перехода каких-либо работ в цеху не проводилось. Все помещения были в «девственном» состоянии, блестели новенькой краской и были оснащены современным импортным оборудованием. На занятия и по различным случаям нас собирали в самом большом цеховом помещении. Ходили в цех мы через верхнюю палубу, спускаясь по трапу вниз. Рядом с цехом находилась грузовая шахта. Через нее в цех краном опускались ящики с ЗИП-ом и переносились в цеховой склад. Собственно в складе я был только один раз, когда во время перехода, уже в Индийском океане, на БДК вышло из строя какое-то оборудование и я, начальник цеха Буров, и наш главный специалист Гена Попов, искали нужные платы для ремонта. Затем, Попова и Бурова на катере доставили на БДК и через пару дней вернули. Ремонт был успешно выполнен.

Когда мы вышли в Атлантический океан и двигались вдоль берега Франции, то началась бортовая качка. Вернее, шли мы по кромке Бискайского залива по направлению к Испании. На протяжении 3-х дней корабль беспрестанно болтало с борта на борт. Может там всегда так, а может в океане был шторм, но лежа в кровати то ноги выше головы поднимались, то наоборот. В каюте, для определения крена, мы взяли веревочку, прикрепили к ней груз, в переборку вбили гвоздик и укрепили на нем свободный конец веревочки. А на переборке внизу нанесли 2 метки, соответствующие 35 градусам – критическому крену корабля со слов кого-то из судовой команды. Так лежа и наблюдали за движением груза. К меткам он иногда приближался, но за них ни разу не заходил. У экипажа началась «морская болезнь». Конечно, каждый реагировал по-своему. Питание экипажа перевели на сухой паек. Вначале, пытались готовить вторые блюда, так как оборудование на камбузе было приспособлено для работы в условиях качки. Но когда из котла приготавливаемые продукты стали выпадать на палубу, готовить перестали. Правда, и в столовую приходили единицы – в основном народ лежал на коечках, за исключением вахтенных. У Испании качка стала уменьшаться и далее море успокоилось. Установилась хорошая, ясная погода. Стали появляться стаи дельфинов, которые плыли параллельно с кораблем, выпрыгивая из воды. В первое же спокойное утро экипаж вывели на физическую зарядку на верхнюю палубу. Зарядка включала в себя бег вдоль бортов с бака на ют и обратно, кругов эдак с 10, а в завершении на баке включили систему пожаротушения, где желающие могли принять водные процедуры! По приближении к экватору экипажу выдали тропическую форму и сообщили, что наша колонна зайдет с дружеским визитом на отдых в Экваториальную Гвинею! Все стали с нетерпением ожидать этого события. И вот, в один из дней, а именно 26 августа 1972 года, на горизонте мы увидели гору – вершину потухшего вулкана. Затем появились очертания берега. Откуда-то принесли карту Экваториальной Гвинеи в виде платка, и мы его (ее) сфотографировали на память. Причалили в порту Санта Исабель на острове Фернандо По. Я фотографировал очертания берега. Рассказали, что это бывшая испанская колония. Коренное население – негры и я скажу, что довольно крупные ребята! В порту, после швартовки к пирсу, экипаж собрали на шлюпочной палубе. Из посольства приехали наши дипломатические представители и коротко рассказали о стране, о населении страны и его обычаях, и о мерах безопасности при общении в увольнении. На собрании решили получить причитающуюся зарплату за месяц в местной валюте, а не в бонах на Родине. В течение последующих 5 дней нам выдали причитающееся за месяц денежное довольствие в местной валюте. Разбили личный состав на пятерки и поочередно, в плановом порядке, стали отпускать в город в увольнение. В мою «пятерку» старшим входил корабельный доктор, я был старшиной пятерки, и было 3 моряка рядового состава. Ходили по городу, смотрели достопримечательности, заходили в магазины. Купили по бутылочке газированной воды «Миринда». Взяли из холодильника и медленно выпили ее прямо из горлышка! Продавец предлагал взять каждому соломинку, но мы отказались – не было уверенности в том, что они до нас не использовались кем-то ранее! Не хотелось подхватить какую-нибудь африканскую заразу! Кто-то из наших при увольнении насобирал с земли и принес на корабль спелых кокосовых орехов. С помощью хирургической пилки вначале с орехов снимали «мочало», затем кололи их на части, а уже потом ложкой ковыряли со стенок и ели белое содержимое. Еще была экскурсия на корабль местных военных. Их водили по кораблю, показывали, что и как устроено и для чего используется. Были они и у нас в помещениях ЦРВ-ЭТЦ. Им рассказывают, а они кивают головами, типа понимают. 31 августа 1972 года мы вышли снова в океан. То есть в целом отдых продолжался 6 дней с 26 по 31 августа.

Вскоре стали готовиться к празднику «Нептуна», то есть к празднованию перехода экватора. На верхней палубе, у надстройки левого борта, натянули бассейн и налили в него забортной воды. 3-го сентября, после обеда, началось действие! К сожалению, я в это время дежурил по кораблю с 12 до 18 часов и активного участия не принимал. Был, как говориться, сторонним наблюдателем. Экипаж собрали в районе бассейна. Появился бог морей «Нептун» с целой свитой чертей. Командир корабля Матеров сказал речь в честь этого события. Затем они с Нептуном «приняли на грудь» по стакану сока и понеслось посвящение в морские души! В начале в купель побросали отцов-командиров, затем стали ловить всех подряд и закидывать в бассейн. Попытались намочить и меня, но я успел от чертей сбежать и закрыться в рубке дежурного изнутри! Вскоре праздник закончился и начались походные будни.

По пути следования периодически заправлялись на рейдах от наших танкеров. Запомнилась одна из таких заправок. В месте заправки сильно качало на зыби, которой раньше никогда не было. То корабль уходил в яму, между волн и ничего рядом видно не было, только стена из воды, то ПМ-ка выходила наверх волны, а остальные суда «проваливались» вниз. О заправке в таких условиях речи быть не могло и несколько часов все выжидали. Когда океан немного успокоился, протянули заправочные шланги и стали заполнять у себя топливные цистерны. После нас заправку начала подводная лодка. В какой-то момент конец, которым лодку соединяли с танкером, сыграл и сломал ногу одному из членов швартовой команды на подводной лодке! Полученный перелом требовал хирургического вмешательства, то есть нужно было проводить операцию, и это можно было сделать только у нас, на ПМ-156. С борта спустили мотобот и перегрузили на него с лодки пострадавшего. Волнение не давало возможности зацепиться к тросам кранбалки. Было принято решение кормовым краном опустить люльку и на ней пострадавшего поднять на борт. Словом, успешно доставили больного в операционную. По распорядку я был приписан к медблоку, то есть по определенной команде это был мой боевой пост. Я был должен помогать (ассистировать) медику при проведении операций. Меня вызвали по трансляции и я направился в медблок. Открываю дверь и прямо перед собой на операционном столе вижу пострадавшего. Лежит он ногами к двери, перелом у него открытый и кости торчат наружу. Тут мне от такого вида стало не по себе я вышел и доложил командиру, что не могу спокойно на такое даже смотреть, не то что помогать и попросил меня заменить. Если бы отказали, то сам в обморок при операции упал бы!

Еще вспомнился такой случай. Во время очередной качки вдруг появились внутри корабля какие-то «бухающие» звуки. Доложили командиру и он отдал приказ срочно осмотреть все помещения в трюмах. При осмотре обнаружили сорвавшуюся с креплений бочку наполненную бензином. Вначале ее «поймали» и с огромным трудом перетащили к месту хранения и вновь укрепили «по штормовому». Кто в этой операции был задействован – получили благодарность от командования. И вот подошли к оконечности Африки и стали огибать континент. Стало прохладно и снова экипаж переоделся в робы. Где-то в районе южной оконечности острова Мадагаскар (по левому борту виднелась «земля»), шедшие вместе с нами БДК «Александр Торцев» и подводная лодка отделились и ушли самостоятельно. Говорили, что БДК пойдет в порт Сомали, а лодку должны передать военно-морским силам Индии. Мы пошли далее одни и вскоре легли в дрейф в какой-то точке для проведения профилактического ремонта главной машины. Вокруг корабля в огромном количестве плавали акулы и свободным от вахт командир разрешил их половить. Быстро изготовили рыболовные крюки, привязали к ним капроновый линь и укрепили на барабанах у крана на юте. На крюки нанизали куски мяса и побросали за борт. Когда акула заглатывала наживку ее вытягивали до уровня нижней палубы юта, ждали пока она не перестанет биться и за хвост вытягивали на палубу. Особо крупных экземпляров не было. Выловили и достали где-то 3 штуки по 1,5-2 метра длинной. Отважные акулоловы стали поочередно и группами фотографироваться на фоне своих трофеев. Одно из таких фото с командиром и медиком сохранилось в моем дембельском альбоме. Затем акул разделали и стали готовить из них какие-то блюда. Мне дали попробовать жареную акулью печень. Блюдо это по вкусу очень напоминало надоевший в детстве рыбий жир и, конечно же, не впечатлило. Спустя 3 дня запустили главную машину и пошли дальше.

В один из тропических вечеров океан был тих, и так как внутри опять стало душно, было решено оборудовать кинозал на верхней палубе. На надстройку повесили экран и в том же месте, где ранее ставили бассейн, вынесли лавки, и так на них и сидели, смотрели фильм. А поднимешь голову вверх и вместо потолка огромное звездное небо с крупными мерцающими звездами, и даже иногда можно было увидеть пролетающий по небосклону спутник в виде светящейся, быстродвигающейся точки.

С пресной водой в походе, особенно для помывки личного состава была напряженка. И вот, как-то днем, вдруг начался тропический ливень! Командир дал команду всему личному составу без форменной одежды с мочалками и мылом подняться на верхнюю палубу для помывки. Это было что-то! Сверху на тебя низвергаются непрекращающиеся потоки теплой воды, вокруг все мылятся и трутся! Говорят, что особенно потешно на это было смотреть с ходовой рубки. Ливень шел всего минут 30-40, но за это время все желающие успели и помыться, и даже кое-что из личных вещей постирать.

А до этого момента, пока шли по Атлантике, вспомнилась другая помывка личного состава. Устроили на корабле банный день. Нагрели бойлер горячей воды. Всех предупредили, чтобы воду экономили. В душевой набралось человек 25-30. Начали помывку, но минут через 5-8, когда большинство только успело намылиться, горячая вода закончилась! Кроме того насос не справлялся с откачкой воды из душевой. И вот картина – стоит толпа народа в мыле, по колено в воде и ждет, когда дадут горячую воду. По сути обмылись тогда холодной водой, так как следующая порция горячей воды появилась минут через 40-50! Наверное, надо было мыться меньшими партиями, скажем по 8-10 человек. Тогда таких проблем удалось бы избежать.

В одну из качек ходили и проверяли пустующие каюты и кубрики. В одной из них оказался не закрыт иллюминатор и на палубе, на линолеуме, лежала летучая рыба. Притащили из каюты фотоаппарат и ее там сфотографировали, а иллюминатор – задраили! И с борта было интересно наблюдать, как такие рыбы вылетают из волны и, пролетев над водой, вновь ныряют в волну.

Второй раз пересекали экватор уже очень буднично. Было это 25 сентября 1972 года. Экипаж просто проинформировали об этом и позднее выдали второе, уже с другой датой и координатами, и меньшее по размерам, свидетельство.

Спустя несколько дней вода за бортом стала мутной, сильно поменяла цвет! Оказалось, что мы зашли в воды Бенгальского залива в районе впадения в него реки Карнапхули! На тот момент, где мы находимся, далеко ли от берега, чей это берег – никто в команде мастерских ничего не знал. И, что тот залив, по которому мы идем, напичкан минами, тоже никто не догадывался. Когда показались очертания берега, на воду смотреть было вообще неприятно. За бортом плавало все, что угодно! Сплошной мусор и сплошная муть! Мы дождались лоцмана, вошли в устье реки и, пройдя по ней приличное расстояние, увидели целый отряд наших советских кораблей. Пришвартовались у ПМ-40. Случилось это 8 октября 1972 года. С этого дня потекла служба в составе экспедиции особого назначения (ЭОН-12), находившейся в порту Читтагонг республики Бангладеш.

Какой-либо работы для ЦРВ в тот период не было. Наших ребят привлекали к охране территории, выделенной для ЭОН. Первое время очень допекали так называемые «менялы». На своих лодочках "джонках" они подплывали к борту ПМ-156 и по-русски, правда с акцентом кричали «мило» - то есть мыло, предлагая обменивать наше мыло на привозимый ими различный товар и фрукты. Везли, в основном, бананы, ананасы, кока-колу в бутылочках, которую мы на тот момент даже не пробовали на вкус. Нам категорически было запрещено проводить какие-либо обмены, тем более употреблять что-либо в пищу. Командование боялось повторения вспышки дизентерии, которая произошла на ПМ-40. Там даже были вынуждены в носовой части корабля, с использованием металлических решеток, отгораживать карантинную зону. Исключался любой контакт здоровых и заболевших моряков. Последних лечили до полного исчезновения симптомов болезни. Много было заболевших, даже были тяжелые больные. Но все обошлось – эпидемию ликвидировали, смертельных случаев не допустили. В качестве профилактических мер и у нас, когда шли принимать пищу в столовую, руки тщательно мыли, и кроме этого дезинфицировали их в галуне с крепким раствором хлорной извести. Когда ели, то запах хлора портил и без того плохой из-за жары аппетит! В каютах запустили систему кондиционирования воздуха. Температура внутри опустилась до +20 градусов, а снаружи было +40 градусов. Хотелось скорее попасть в каюту, в прохладу. Перепад температуры привел к тому, что некоторые банально простудились, ходили и «шмыгали» носами.

Мне все же удалось попробовать Кока-колу, несмотря на запрет, так как желание познать неизведанное было велико! Однажды, я и ребята с моего цеха отважились поменять кусок мыла на бутылку напитка. Через иллюминатор пустующего носового камбуза (во время похода там пекли хлеб) на веревку привязали мыло и обратно подняли бутылку с колой на борт. В целях безопасности помыли снаружи бутылку почти горячей водой и не остужая, открыли! Естественно, половина содержимого бутылки вылетело наружу. Да и теплая кола никому не понравилась. Вот такой печальный опыт получился.

Просмотр кинофильмов на территории ЭОН организовывался для всего личного состава экспедиции. Кино «крутили» в одном из ангаров, куда собирались все желающие.

Когда выдали первую зарплату в местной валюте, то экипажу разрешили увольнения в город, так же в составе «пятерок» во главе с офицером. Мой первый выход проходил во главе с прикомандированным на корабль особистом. В составе пятерки практически все мои годки, кому предстоял в ближайшее время переход во Владивосток и увольнение в запас. Хотелось купить для себя что-то из гражданской одежды, подарки родным и близким. Магазины сплошь состояли из отдельных бутиков, прямо как у нас сейчас. И каждый хозяин (продавец) бутика непременно хотел нам что-нибудь продать, чуть ли не силой затаскивая к себе. Я решил купить себе летние туфли и зашел в обувной отдел. Товар был эксклюзивный, сплошь ручной работы. Стал смотреть выставленные образцы. Продавец буквально не отходил от меня. Снимал с полок различную обувь и передавал мне для примерки. Даже пытался помочь мне снять мою обувь и надеть предлагаемую. Потом, для информации, цифрами писал, сколько что стоит. Мы, дети Союза, были не приучены торговаться, поэтому я сразу же купил понравившиеся туфли. Кроме них, в этом же увольнении, купил себе запонки с «камнями» (может стеклом) на рубашку и кошелек из крокодиловой кожи. Когда стали возвращаться на корабль, особист предложил сделать это на моторикше. Мы сели, он сказал волшебные слова «русиш шип» и за 1 таку (плата за проезд) нас привезли в порт. Так закончилось первое увольнение. А во второе увольнение, а это было как раз в праздник Дня рождения Ленинского комсомола, личный состав вывезли на автомобилях на берег Бенгальского залива. Был типа пляж, но купаться в этой мутной воде никто не стал. Просто бродили по окрестностям, осматривая разрушенные войной казармы, разбитые береговые орудия и другие достопримечательности, оставшиеся после войны Пакистана и Индии. Много фотографировались на этом фоне. Неподалеку было бенгальское поселение и, хотя нам запретили туда ходить, я и несколько моих годков решились на то, чтобы посмотреть, как живут здесь люди. Нашему взору предстали жилища из веток и глины, с каким-то тряпьем внутри. Люди сидели прямо на земле. Очаг на улице, никакого скарба. Полнейшая нищета и пустота. Даже подумалось: «А чем же они питаются!?» Посмотрели мы на все это и вернулись обратно к своим.

Запомнился мой последний День рождение на корабле. Это было 3 ноября 1972 года. Решил я его отметить. Кроме меня, в этот же день был День рождения еще у одного моряка по фамилии Иванов (младше меня по призыву на полгода или год - тоже с ПМ-6). Раздобыли мы пару бутылочек виски и решили, чисто символически, близким окружением отметить этот праздник в моем цеху. Постарались незаметно пробраться в цех и только успели принять по одной порции виски, как зазвонил цеховой телефон внутренней связи! Было ясно, что нас «спалили» и собравшийся народ стал исчезать из цеха, кто как решил для себя. Кто-то полез на верхнюю палубу через открытый шахтный люк, кто-то стал прятаться в помещениях по соседству, и т.п. Я выждал минут 5-10, закрыл цех и стал подниматься по трапу. На выходе меня терпеливо ждал Начальник мастерских. Я что-то пояснил в свое оправдание о причине нахождения в цеху, он сделал вид, что мне поверил и мы разошлись. В общем, все обошлось! Видимо, количество выпитого было настолько ничтожным, что по мне ничего видно не было!

И вот настал день, когда меня и ребят моего призыва стали готовить к отправке домой, на дембель. Весь экипаж по этому поводу собрали по общему сбору. Выступили командир корабля Матеров и замполит Жиленко. В своих выступлениях они поблагодарили нас за службу. Всем вручили почетные грамоты и знаки с силуэтом ПМ-156 с надписью 20.000 миль! После построения и награждения, ближе к вечеру, меня пригласил к себе в каюту мой начальник цеха ст. лейтенант Буров. С ним был еще один офицер, его друг. Меня угостили разведенным спиртом, мы выпили, поговорили, пожелали друг другу успехов и удачи в дальнейшей службе, и жизни. С непривычки мне хватило 2-х стопок, чтобы почувствовать, что я пьянею. Я попрощался и пошел отдыхать. А на следующий день нас перевели на ПМ-40, которая 20 ноября 1972 года вышла из Читтагонга и направилась в Союз. Так закончилась моя служба на ПМ-156, которая продолжалась с мая по ноябрь 1972 года и была полна непередаваемых впечатлений от похода.

Весь мой призыв, а это человек 30, на ПМ-40 поселили отдельно от своего экипажа и к каким-либо работам и нарядам не привлекали. Правда, вначале шли разговоры, что нас отправят домой на артиллерийском крейсере «Адмирал Синявин», который вез в Читтагонг нашу замену. Но, видимо, командование изменило это решение и нас отправили домой раньше, на ПМ-40. При отходе от пирса по наружной трансляции включили «Прощание славянки». Марш гремел все время, пока шли по реке и не вышли в Бенгальский залив. Потом музыка стихла и был слышен лишь плеск волн за бортом, и шум работы главной машины. Пошли по направлению к экватору, но «забирая» на восток. Некоторые наши дембеля стали перешивать свои бескозырки по традициям ТОФ, делая их из фланели бушлатов. Я этого делать не стал, так как у нас на Северном флоте такой традиции не было. При переходе запомнился частый перевод наручных часов в соответствии с часовыми поясами и периодическое прохождение «узости», когда даже по ночам на ПМ-40 играли боевую тревогу и приходилось бодрствовать.

Мимо порта и города Сингапур проходили днем, поэтому довелось посмотреть на него со стороны. Особенно впечатляли его небоскребы.

Когда дошли до места гибели кораблей Русской эскадры в Цусимском проливе, застопорили ход. Всех построили на верхней палубе. Вынесли траурный венок. По трансляции врубили «Врагу не сдается наш гордый Варяг…». Прозвучала команда, все опустились на одно колено, держа бескозырки в руках, и венок сбросили в воду.

Было видно, что от берега, в направлении нашего корабля шел пограничный катер – видимо, интересовались, что мы сбросили. Может и выловили его (венок) позднее. Но мы этого уже не видели, так как пошли далее к родным берегам.

Сменили тропичку на обычную робу, так как стало прохладно. Подул холодный ветер, поднимая волну, и качка сопровождала нас во время всего движения по Японскому морю. Когда показался берег, корабль встал на якорь. Пояснили, что ждем медиков, которые должны обследовать корабль, взять пробы на анализ. По прибытии медиков результаты анализов оказались в норме и было разрешено зайти в порт Владивосток.

На берегу нас встречал адмирал и другие с ТОФа, оркестр играл марш, но командир ПМ-40 не смог кормой подойти к пирсу и всё торжество испортил, адмирал рассердился и приказал уйти назад на рейд. Через несколько часов прислали своего и корабль благополучно пришвартовался, но уже без торжеств, мы тихо сошли на берег.

По прибытии нас перевезли в экипаж и добавили к нам дембелей с самой ПМ-40. Всех разместили в отдельной казарме, так как нас уже было много! В первый же вечер из "местных" через забор послали гонцов за спиртным, и к ночи уже всем было весело! В экипаже пробыли три дня, пока оформляли документы, выдали остатки причитающегося жалованья бонами (у меня шло 6 бонов в месяц - это 60 рублей в то время). Затем свозили всех в боновый магазин Владивостока, где мы прибарахлились кто чем. Сразу же опросили, кто куда поедет и на чём. Большинство наших призывалось из центральных районов Союза, поэтому почти все полетели самолетом. Нам приобрели билеты и увезли в аэропорт. Очень немногие поехали по домам поездом!