О подводных камнях в наших отношениях со странами «третьего мира» у нас писать не полагалось: разве что уж в самом крайнем случае, когда дело доходило до полного разрыва. Такая политика умолчания, с точки зрения руководства, была, видимо, оправданной. Например, в свое время, с подачи египетского президента Гамаля Абдель Насера, советских граждан в Египте буквально травили, забрасывали булыжниками. Подчиняясь строгой инструкции, наши сограждане проглатывали обиды, терпели.

Но бывали случаи, когда человеческое достоинство не выдерживало и летели к чертям все инструкции, спущенные сверху. Когда советский гражданин собственноручно давал сдачи или спешил на выручку своим. В таких случаях вступала в силу «подписка о неразглашении» - обязательство молчать о том, что произошло. Так фактически узаконивалась вседозволенность в отношении советских людей: они, мол, все стерпят, ведь им не велено жаловаться и протестовать.

Недавно я разговаривал со специалистами из МИД СССР. Они в один голос уверяли меня, что в 1977 году в Сомали ничего особенного не произошло. Да, отношения наши тогда испортились, но советские специалисты были спокойно эвакуированы за 48 часов, и разговоры о том, что наш военно-морской десант «спас их», - выдумки.

Возможно, все еще действует инструкция о неразглашении. А возможно, дипломаты решили, что подобная публикация никак не будет способствовать развитию взаимопонимания между СССР и Сомали.

Собранные здесь материалы не преследуют цель бросить тень на сомалийский народ, но публикуются лишь ради того, чтобы воздать должное мужеству тех людей, которым приказали молчать и о которых потом незаслуженно забыли. Ну и гласности отдать должное, конечно.

Эфиопская провинция Огаден (заштриховано внизу), кубинское военное присутствие (светлые звездочки), советское военное присутствие (темные звездочки). Северная часть Эфиопии под контролем эритрейских повстанцев (заштриховано вверху). В таких условия проходила эвакуация из Берберы (на севере Сомали) и из Могадишо.

Адмирал Михаил Хронопуло, ныне командующий Черноморским флотом:
«В то время я находился на большом десантном корабле «50 лет шефства ВЛКСМ». Базировались мы тогда на севере Сомали в порту Бербера в Аденском заливе. 13 ноября 1977 года президент Сомали Сиад Барре объявил, что до 20 ноября все советские граждане должны покинуть страну. Кроме того, сомалийское руководство заявило что все советское имущество, находящееся на территории республики, конфискуется. Я немедленно информировал центр о необходимости срочно организовать эвакуацию. Центр устроил мне нагоняй за паникерство и предложил составить план постепенной эвакуации до новою год. Я такой план составил и передал в центр. 14 ноября пришло указание переделать план. В этой волоките прошел еще один день. Только 16 ноября поступило распоряжение срочно идти в Могадишо.

Мой корабль, когда еще был совсем новый, легко набирал скорость в 15 узлов. Но за восемь месяцев службы в южных морях оброс ракушками и водорослями. Времени осталось в обрез: от Берберы до Могадишо четверо суток ходу. Я по лоцманским картам определил оптимальный маршрут с использованием попутных морских течений. Прибыли мы как раз в последний день ультиматума – в полдень 20 ноября. Поскольку сомалийские власти вели себя по отношению к нам, мягко выражаясь, непорядочно я не счел нужным запрашивать, разрешение на вход в гавань Могадишо. Там еще стоял наш транспортный корабль, которому не разрешали подойти к причалу для погрузки советского имущества. Мол, грузить нечего, все теперь стало собственностью Сомали. Естественно, эту противозаконную акцию мы не признали. Высадили морских пехотинцев на берег. Как только на берегу появились наши десантники, ситуация мгновенно изменилась. Издевательства над нашими людьми прекратились, и никто не осмелился препятствовать погрузке советского имущества на транспортный корабль.

Офицер морской пехоты Анатолий Королев: (С ним встретиться оказалось невозможно, но рассказ как участника десанта мне передали его друзья.)

«На берегу стеной высились штабеля ящиков с тем самым имуществом, которое сомалийское руководство решило себе присвоить. За этими штабелями на высотке располагались вооруженные люди. А перед штабелями на узкой полосе вдоль причала находились советские специалисты с семьями, точнее, какая-то часть из них. Остальные были в аэропорту Могадишо. На этой узкой полосе суши они провели не то двое, не то трое суток под палящим солнцем. Выйти оттуда было страшно, поскольку по штабелям время от времени стреляли. Люди были в отчаянии. Когда к ним на выручку подошли десантные катера, женщины плакали, а одна из них не выдержала и прыгнула в воду с высокого мола вместе с ребенком. Моряки ее тут же подобрали, а потом дали несколько очередей поверх той баррикады из ящиков. Обстановка нормализовалась, все пошло как по маслу».

Контр-адмирал в отставке Анатолий Колчин, в то время начальник политотдела оперативной эскадры Тихоокеанского флота:
«Адмирал Хронопуло отправился выручать наших в Могадишо, а перед нами была поставлена задача эвакуировать советских людей и имущество из Берберы. Там находились некоторые технические подразделения, плавучий док плавучая мастерская у причала. Советская колония с семьями насчитывала около полутысячи человек.

Вкратце я обрисую политическую обстановку, которая привела к тем самым недружественным акциям со стороны сомалийского руководства: Сиад Барре бросил 42-тысячную армию против Эфиопии с целью захватить район Огаден. У Эфиопии армия была слабее, к тому же она была поглощена борьбой с эритрейскими сепаратистами. На помощь Эфиопии Куба послала своих солдат. Советский Союз не только перевозил их на своих кораблях, но и воевал они советским оружием. Огаден был довольно быстро освобожден кубинцами, а сомалийская армия потерпела поражение и была рассеяна. Для Сиада Барре советское участие не было секретом, и мы для него стали такими же врагами, как кубинцы и эфиопы.

Когда наши корабли из Аденского залива подтянулись к Бербере, нам уже было известно, что все советское имущество сомалийцами конфисковано, что советскую колонию окружили внутренние войска, идут обыски, вывозить или выносить за пределы советской колонии ничего не разрешено. Слышали мы, что и в аэропортах над нашими людьми творились бесчинства, а уж над кубинцами издевались, как хотели. Был издан указ, запрещающий нашим кораблям приближаться к сомалийским портам. Ждать детальных указании из центра у нас времени не было: надо было срочно спасать соотечествен¬ников. Пришлось прибегнуть к небольшой психической демонстрации. Наш морской десант с танками и артиллерией выглядел настолько внушительно, что отряды сомалийских внутренних войск ни во что вмешиваться не посмели. Люди были эвакуированы, потом наши моряки демонтировали все советское имущество и погрузили на корабли. Плавучий док просто-напросто оторвали от причала и отправили в Аден вместе с плавучей мастерской. Все обошлось без выстрелов и эксцессов и было проделано в кратчайший срок».

Игорь Георгиевич ПЕНЬКОВ, в то время старший политический советник начальника политотдела ВМС Сомали, ныне доцент Университета дружбы народов:
«В 1977 году война между Сомали и Эфиопией была в разгаре. Политические и экономические причины этой войны у нас хорошо изучены и описаны даже в энциклопедии. Однако я давно пришел к выводу, что подлинная причина нападения Сомали на Эфиопию заключалась в стремлении к исламизации региона. Христианская Эфиопия была бельмом на глазу для исламского окружения.

Советский Союз пытался соблюдать нейтралитет, но в итоге попал в крайне неловкое положение: ведь наши военные советники работали и в той, и в другой стране... Выступая на XXV съезде КПСС, сомалийский лидер Сиад Барре рассказывал, как он строит социализм, и наше руководство охотно ему верило, потому что хотело верить. Мы, те, кто работали в Сомали, убеждались, что наше руководство слабо знает обстановку в этой стране. Был торжественный визит Н.В.Подгорного, который в Москве считали очень удачным. А в Могадишо визитом остались недовольны, потому что считали, что советский руководитель должен был привезти им большие денежные подарки или кредиты. Им нужно было с нас получить как можно больше. Главным для них был ислам, а социализм они расценивали как возможность получить экономические выгоды. Совмещение шариата с теорией социализма было нелепо, а нашему руководству казалось, что Сомали — на правильном пути. Между тем в стране царили феодальные порядки, фанатизм и культ личности президента.

Я пытался информировать Москву об истинном положении вещей, но мои письма туда не доходили, иногда уничтожались на моих глазах, поскольку шли вразрез с оптимистическими реляциями руководства советской колонии. Явление в общем-то распространенное: иному руководителю хочется приукрасить свою роль «в деле укрепления дружбы» даже там, где на самом деле отношение к нам враждебное. В итоге руководство перестало делиться со мной объективной информацией. Я и вся наша колония военных советников вынуждены были следить за ходом сомалийско-эфиопской войны по «голосам».

Первый признак надвигающейся грозы был связан с визитом Фиделя Кастро в Сомали. По всему Могадишо расклеили портреты гостя. В Сомали, кстати, работали и кубинские военные советники, и у них была та же проблема, что и у нас: хорошие отношения с Эфиопией. Когда Кастро выступал, ему аплодировали. Но в тот момент, когда в своей речи он посоветовал сомалийцам перенять опыт Эфиопии в создании коммун, началось что-то невообразимое: поднялся ор и свист, в кубинского лидера полетели камни, люди бросились срывать его портреты со стен. Сиад Барре отдал приказ всем кубинцам покинуть страну в течение 48 часов. Кубинцы явно не успевали, и мы приютили их у себя, благо наша колония военных специалистов с семьями находилась не в самом Могадишо, а несколько на отшибе.

Но дошла очередь и до нас. И вот что меня поразило — как мгновенно друг может стать врагом. Мы действительно дружили с нашими сомалийскими коллегами. Они, бывало, говорили: «У нас с вами много общего в самом главном. У нас революция произошла в октябре, иу вас революция октябрьская. Ваша страна называется СССР, и наша по-русски называется СССР — Союз Сомалийских Социалистических Республик». Я поинтересовался: а какие республики входят в состав Сомалийского Союза? Выяснилось, что президент Сиад Барре считал неотъемлемой частью Сомали такие государства, как Кения, Эфиопия, Джибути...

Еще утром 13 ноября мы с сомалийскими коллегами здоровались, улыбались друг другу. Днем президент объявил о денонсации договоров с Советским Союзом и фактически предложил нам убираться вон. Вечером мы уже были окружены врагами. Для Москвы, убаюканной сказками о нерушимой дружбе, это был неприятный сюрприз. А для нас - сущий кошмар. В домах, где жили советские семьи, отключили электричество и воду. Поселок оцепили командос. Чтобы защищать нас от разъяренных толп. Они скапливались вокруг, выкрикивали угрозы и оскорбления, швыряли камнями. Начались трудности с питанием — в магазинах советским ничего не продавали. Удалось подстрелить несколько диких свиней, мясо которых в Сомали считается несъедобным.

В отличие от кубинцев нам милостиво дали целую неделю на то, чтобы покинуть страну. Советская колония оказалась на положении заложников. Кроме того, там была масса советского имущества. Как все это вывезти за неделю? Сомалийцы решили проблему просто: взяли и все конфисковали. Но как за неделю вывезти тысячи советских специалистов с семьями? Я обратился к командующему сомалийским флотом с просьбой разрешить заход в порт наших десантных кораблей из Аденского залива для эвакуации нашего имущества. Но Сиад Барре запретил: эвакуировать из Сомали нечего.

Наша группа начала переправляться в аэропорт, который оказался ловушкой. Там над нами просто измывались. За нами присылали спецрейсы — пассажирские «ИЛы», которые вели опытные военные пилоты в штатском. Когда ночью самолеты шли на посадку, на взлетных полосах полностью вырубали электричество. Только чудо и сноровка наших летчиков спасали от катастроф.

Очередь на таможенный досмотр стала бесконечно долгой. Женщины с детьми спали на полу, начали болеть. А таможенники неторопливо, круглые сутки, сменяя друг друга, потрошили чемоданы и сумки. Не знаю — правда или нет, но говорили, что особенным издевательствам подвергся кубинский посол. Его раздели чуть ли не догола. Впрочем, и нашим досталось — не дай Бог. Отбирали практически все. включая поношенные детские вещички. Вытряхивает таможенник чемодан и попросту грабит. Смеется и откладывает приглянувшиеся ему вещи, говорит: «Это — мое». А сверху на антресолях дежурили с кинокамерами корреспонденты Би -би-си и Синьхуа. Посол строго-на-строго наказал: не давать им «компромата».

И все-таки дождались те корреспонденты сенсации. Дошла очередь до одного нашего специалиста. Когда таможенник затеял издевательство над его семьей, расшвырял по полу детские вещи, он, здоровенный мужик, врезал ему как следует. И тут мы все, безоружные, вооружились полными бутылками «пепси-колы» и встали стеной, готовые драться. Те сообразили, что любая заваруха со стрельбой по безоружным кончится плохо для них. Струсили. Тут как раз и наш морской десант подоспел. Дело сразу пошло быстрее. Я улетал последним на АН-12. Меня таможня вообще не досматривала. Ну а когда прибыли на Родину, с нас взяли подписку о неразглашении...»

P. S. Нет, Родина не забыла участников сомалийской операции. Особо отличившиеся получили награды, но с подпиской о неразглашении причин высокого отличия. Адмирал М. И. Хронопуло первым среди военных был не так давно удостоен Золотой медали Фонда мира.